If God is a DJ get your ass on the dance floor
Мне снова хочется говорить об очевидных вещах, но что делать, если они накрывают вдруг такими волнами, что нет ни сил, ни желания удержаться в старом.
Толпы людей вокруг и все чего-то боятся, и раздражаются, бесятся от этого ужасно. А я, мне кажется, ничего уже не боюсь. И это, наверное,не так, и мне попадется еще что-то, что напугает меня до дрожи и паралича... но сейчас - мне не страшно.
Я не боюсь смерти. Даже смерти близких - не боюсь. Потому что смерть - это не конец. И вот это я не смогу объяснить так, чтобы кого-то убедить, но сама знаю это вернее, чем число своих пальцев.
Я не боюсь старости. Потому что помню свои восемь лет, крутые кудри, бабушка, арбузы и качели, море конечно же. Потому что вижу себя в шестнадцать, и это была такая прекрасная девочка, что теперь знаю, почему можно было так в нее влюбиться, чтоб даже когда расстались, остаться лучшими друзьями (и это не было легко, но того стоило!). И в двадцать, все эти шубы, понты, тонкие сигареты, каблуки и коктейли, танцы, бармены, фейерверк, высокомерие - и то, как все это сгорело бенгальским огоньком, не оставив ни стыда, ни сожалений, хотя могло бы. Потому что вижу себя сейчас и кажется что, мамочки, ну куда уж круче, и тут же думаю, что вот же еще, и закончить ремонт, и выучить испанский, и танцевать больше, и петь каждый раз, когда хочется, хохотать и лучиться радостью, и любить, любить Мир каждой своей клеточкой. Потому что вижу как наконец получаю свой чертов диплом, и как придумаю любимую работу, и как проведу парочку таких игр, что даже манифестантам будет нечего сказать против, как держу на руках своего ребенка - и совершенно растеряна, потому что "и что теперь с ним делать?!". Как строю на пляже песочные замки, и кажется увлечена этим больше мелкого, а муж смеется и щелкает фотоаппаратом. Как работаю два месяца без выходных, ужасно устала, так бы и сдохнуть, и вдруг звонок, выходи-во-двор-мы-на-качелях, и там брат с букетом воздушных шаров. Как ссорюсь с дочерью, сержусь, она кричит и хлопает дверями, потому что у нее любовь всей жизни, и ты ничего не понимаешь... и вдруг вспоминаю, как выла, когда любовь всей моей жизни целовался с другой девчонкой, а я так и не смогла его возненавидеть, и мама тогда ругалась, "не изводи себя, займись чем-нибудь, ну вот что ты сидишь с таким лицом, никто ж не умер". Как рисую план дома и езжу смотреть землю, и выбираю щенка, обязательно толстолапого, тяжелого и самого мохнатого. Как сижу с внуками, наглыми близнецами в дурацких модных шмотках, вечером на берегу, "Если поделитесь сигаретами, не скажу вашей маме, что они у вас есть". Они возмущаются, достают, я рассказываю про то, как впервые встала на сноуборд пятьдесят лет назад, мы курим и много-много-много смеемся.
Я не боюсь быть не любимой. Потому что это уже невозможно. И даже не знаю, что еще тут сказать.
Я все же осталась чертовым хиппи. И кажется, этого уже не изменят ни сарказм, ни отец, ни правящая партия. Мне нужно было прожить почти четверть века, чтобы понять, что счастье - безусловное состояние. И да, "хочешь быть счастливым - будь".
Толпы людей вокруг и все чего-то боятся, и раздражаются, бесятся от этого ужасно. А я, мне кажется, ничего уже не боюсь. И это, наверное,не так, и мне попадется еще что-то, что напугает меня до дрожи и паралича... но сейчас - мне не страшно.
Я не боюсь смерти. Даже смерти близких - не боюсь. Потому что смерть - это не конец. И вот это я не смогу объяснить так, чтобы кого-то убедить, но сама знаю это вернее, чем число своих пальцев.
Я не боюсь старости. Потому что помню свои восемь лет, крутые кудри, бабушка, арбузы и качели, море конечно же. Потому что вижу себя в шестнадцать, и это была такая прекрасная девочка, что теперь знаю, почему можно было так в нее влюбиться, чтоб даже когда расстались, остаться лучшими друзьями (и это не было легко, но того стоило!). И в двадцать, все эти шубы, понты, тонкие сигареты, каблуки и коктейли, танцы, бармены, фейерверк, высокомерие - и то, как все это сгорело бенгальским огоньком, не оставив ни стыда, ни сожалений, хотя могло бы. Потому что вижу себя сейчас и кажется что, мамочки, ну куда уж круче, и тут же думаю, что вот же еще, и закончить ремонт, и выучить испанский, и танцевать больше, и петь каждый раз, когда хочется, хохотать и лучиться радостью, и любить, любить Мир каждой своей клеточкой. Потому что вижу как наконец получаю свой чертов диплом, и как придумаю любимую работу, и как проведу парочку таких игр, что даже манифестантам будет нечего сказать против, как держу на руках своего ребенка - и совершенно растеряна, потому что "и что теперь с ним делать?!". Как строю на пляже песочные замки, и кажется увлечена этим больше мелкого, а муж смеется и щелкает фотоаппаратом. Как работаю два месяца без выходных, ужасно устала, так бы и сдохнуть, и вдруг звонок, выходи-во-двор-мы-на-качелях, и там брат с букетом воздушных шаров. Как ссорюсь с дочерью, сержусь, она кричит и хлопает дверями, потому что у нее любовь всей жизни, и ты ничего не понимаешь... и вдруг вспоминаю, как выла, когда любовь всей моей жизни целовался с другой девчонкой, а я так и не смогла его возненавидеть, и мама тогда ругалась, "не изводи себя, займись чем-нибудь, ну вот что ты сидишь с таким лицом, никто ж не умер". Как рисую план дома и езжу смотреть землю, и выбираю щенка, обязательно толстолапого, тяжелого и самого мохнатого. Как сижу с внуками, наглыми близнецами в дурацких модных шмотках, вечером на берегу, "Если поделитесь сигаретами, не скажу вашей маме, что они у вас есть". Они возмущаются, достают, я рассказываю про то, как впервые встала на сноуборд пятьдесят лет назад, мы курим и много-много-много смеемся.
Я не боюсь быть не любимой. Потому что это уже невозможно. И даже не знаю, что еще тут сказать.
Я все же осталась чертовым хиппи. И кажется, этого уже не изменят ни сарказм, ни отец, ни правящая партия. Мне нужно было прожить почти четверть века, чтобы понять, что счастье - безусловное состояние. И да, "хочешь быть счастливым - будь".